11.06.23
Это очень сложный вопрос, точнее, на него очень длинный ответ, потому что перепробовал много чего. Учился в меде, учился в ПТУ на каменщика, на плиточника (из ПТУ меня выгнали через два месяца).
Да-да :) Потом закончил 11 классов, куда-то еще поступал, а потом подумал: «Ну куда я поступлю». Тем более мне и в школе, и родители говорили «ты ничего не добьешься». Они вообще хотели, чтобы я стал музыкантом, и я пошел поступать в музыкальный колледж, но специально саботировал диктант (прим. ред - сольфеджио). Я терпеть не мог музыку в тот момент. После — как-то шел мимо художественного колледжа и подумал: «Дай-ка зайду — поступлю». Зашел — поступил. Тогда мне было 18 лет. Я поступил и в 26 закончил Белорусскую Государственную академию. В тот момент дороги назад уже не было. Я влюбился, понял, что это то, кем хочу быть, чем хочу заниматься. После академии я сразу приехал сюда (прим.ред. - в Санкт-Петербург) и начал заниматься искусством. Но поиски себя именно как художника, понимание того, что я хочу делать, пришло позже. Проблема академии в том, что там очень хорошо учат как работать (технэ), как лепить, как рисовать, как писать, но там не учат, как быть художником. Более того еще и сильно убивают самооценку, говоря: «Вот, посмотри на классиков, а ты кто такой».
Я всегда участвовал в выставках, много курировал, сам организовывал, но всегда было и много заказов, не хватало времени на искусство. Covid сделал свое дело! Нашими главными заказчиками были музеи, галереи (сувенирка), бары, рестораны (посуда) — все это оказалось закрытым. Работы нет, что делать. Скучно, пришлось делать то, что давно хотел. Как-то так пошло, и после в заказы возвращаться не захотел.
У меня случилась любовь! Я был на художественном симпозиуме и там познакомился с Катериной (прим. ред. - Катерина Алимова, художница), с моей бывшей женой. И закрутилась любовь.
Да. Я белорус в первом и последнем поколении. Национальность — это по большей части культурный код, которым ты обладаешь. Мои родители считают себя русскими, они вообще приехали с севера России. А я родился в Беларуси, впитал местный культурный код. Я принципиально считаю себя не местным (в Петербурге — прим. ред.), я не считаю себя русским. Мне всячески интересны восточнославянские темы потому что на севере они какие-то не настолько ярко славянские. В Беларусь я вряд ли уже вернусь, если только там не сменится президент. Не знаю, когда это произойдет. А сейчас, даже если у меня будут когда-то наследники, они будут опять русскими.
Да-да, помнить. А к нему невозможно не возвращаться, потому что это мощнейший культурный код. Я вырос, до 26 лет жил в этой стране — это не вытравить ничем.
Вопрос сложный. Вообще быть художником — это рефлексировать, а быть актуальным — работать в актуальных медиа, с актуальной проблематикой и так далее. Но, мне кажется, не надо стремиться быть актуальным художником.
Я бы сказал — нет, хотя сейчас прикладное в принципе выходит вперед: что вышивка, что вязание. Это связано, конечно, и с доступностью этого медиума. Сейчас открылось множество мастер-классов. У нас тоже был керамический коворкинг на 40 человек для людей, которые хотят разгрузиться после работы в офисе. А во-вторых, феминизм шагает по планете — прикладные вещи выносятся вперед, хотя это немного странно, потому что они и так были исконно вечными. Я, конечно, с каждым годом вижу все больше и больше людей, которые используют керамику как медиум в современном искусстве. Но все равно очень много посредственного. Видно, что человек пока просто играется с материалом. Мне скучно на это смотреть, потому что я уже 17 лет занимаюсь керамикой:) Но, в целом, очень мало керамики в искусстве. Я сейчас как раз пытаюсь донести, что керамика может быть медиумом, а не чем-то прикладным.
Я концептуалист по натуре, особенно последние три года. У меня на каждую работу написано по три листа концепции. Но концепции меняются, потому что искусство не может существовать вне контекста, как и в принципе ничего. Тех же самых омоновцев я сделал еще до протестов в Белорусии. Но с протестами они поменяли полностью градус присутствия. Сейчас, после 24 февраля, контексты поменялись еще больше — у нас вообще сейчас новояз. За последние два года три раза кардинально менялась ситуация, контексты, а вместе с ними и работы.
Это был такой период. Я тогда очень любил Джань Хуаня. А он тоже такой народный, изучает мифологию Китая. Хоть его и выгоняли из Китая 10 раз, но тем не менее… Меня очень завораживало то, как он через свою призму воспринимает родной этнос. В принципе, он «делает» с Китаем то же, что я делаю с Беларусью. Он тоже был мигрантом в США и очень страдал по этому поводу. А мигрант он всегда мигрант. А назад вернуться невозможно, потому что, когда ты прожил какое-то время в другом социуме, ты не можешь не влиться в него.
Да, ты и тут никогда не свой, потому что ты никогда своим не станешь, и там ты тоже не свой. Мне в Белоруссии иногда говорят: «Оо, да ты обрусел!»
Нет, не чувствую.
Хочется перечислять их долго! Я недавно наткнулся на каталог Дэвида Хоппера и вспомнил, что я его всегда любил — лет с 18 от него тащусь. Это такая линчевская пустота, пострассветная цветовая гамма. И саспенс гнетущий — очень круто! Кто еще? Брускин! Стыдно признаться, я узнал о нем год назад. Это была выставка тридцатилетних (прим. ред. - «Поколение тридцатилетних в современном русском искусстве», ГРМ, 2021 — проходила в Мраморном дворце). Я всегда проходил мимо и даже не смотрел на него. А тут: «Это же мои работы!» (смеется). Начинаю читать его биографию: и концепция у него похожа, и интересуется тем же, и изучает то же — это мне нравится!
(смеемся)